По мнению профессора Казанской государственной консерватории, заслуженного артиста Российской Федерации, народного артиста Республики Татарстан Евгения Михайлова, главная задача наставника — раскрыть потенциал ученика. Человеку, имеющему богатый внутренний мир, будет что сказать своему слушателю. Иначе нет смысла отрабатывать технику игры и тренировать пальцы.
Евгений Михайлов: Музыка как искусство, лишенное конкретной предметности, должна заставлять думать, сопереживать и даже переосмысливать взгляды на жизнь. / Из архива Евгения Михайлова
Дух культуры
Евгений Владимирович, очень часто большую роль в становлении музыканта играет его семья. А как это было в вашем случае?
Евгений Михайлов: Мое музыкальное будущее было предопределено. Папа и мама — дирижеры-хоровики, тетя — пианистка, дедушка — скрипач, и я сам — пятое поколение музыкантов в семье. Когда встал вопрос о поступлении в школу, то в первую очередь выбиралась музыкальная школа, и только потом общеобразовательная. Должен сказать, что во времена моего детства дух большой культуры и интереса к музыке был очень силен в обществе. Помню, что из 42 одноклассников в обычной школе 41 посещали музыкальную.
В Ижевске я окончил музыкальное училище. Продолжать образование в родном городе не было возможности, что и обусловило переезд в Казань. В консерватории меня взяла профессор Эльфия Вафовна Бурнашева, обучавшая в свое время и моего педагога в Республиканском музыкальном колледже (так теперь называется училище в Ижевске) Тамару Ювенальевну Корепанову. Так образовалась педагогическая преемственность моих первых учителей.
Помните, когда у вас проявилось серьезное отношение к музыке?
Евгений Михайлов: Хочу заметить очень важный момент музыкального образования. Начинать его надо по возможности рано, вне всякого сомнения. Но рассчитывать на осознанное отношение в раннем возрасте к музыке, наверное, нельзя. Поэтому ребенка надо привести в музыку. Это, впрочем, верно и для любого другого искусства. Любовь придет позже. Мое профессиональное отношение к музыке, к инструменту (фортепиано) началось уже в юношеском возрасте.
Донести внутренний мир
В жизни каждого музыканта есть события, отмечающие его становление. Назовите такие вехи вашей карьеры.
Евгений Михайлов: 1995-й год запомнился выступлением в Берлинской филармонии вместе с Немецким симфоническим оркестром Берлина под руководством Владимира Ашкенази. Это была моя первая поездка за границу и первый опыт работы с большим коллективом в зале на три тысячи человек. Я уже не говорю о встрече с такими мастерами, как Владимир Ашкенази и Чечилия Бартоли. Кстати, в то время еще неизвестной российскому слушателю.
А из последних впечатлений — большой тур, и снова с немецким Берлинским симфоническим оркестром по Японии. Мы объездили всю страну, дав порядка сорока концертов, в которых, помимо других произведений, играли Третий концерт для фортепиано с оркестром Бетховена. Должен сказать, это было полезно не только в плане моей личной практики. В общении с немецкими музыкантами я открыл для себя множество неизведанных, тонких, но очень важных моментов исполнения немецкой музыки.
Нельзя не вспомнить Международный конкурс пианистов имени Скрябина, в котором я стал победителем. Важнейшее достижение, пришедшееся на студенческий период, стало серьезным прорывом и для меня, и для моего педагога Эльфии Вафовны Бурнашевой. В 90-е годы музыкальных конкурсов было крайне мало. Пожалуй, из значительных — Конкурс имени Чайковского, и все. А здесь все было организовано на высшем уровне. Мы играли в Нижегородском Кремле. Приехали конкурсанты со всей России, было множество и зарубежных исполнителей. Пришлось серьезно работать! До того момента в моем репертуаре было не так уж и много музыки Скрябина. А на конкурсных турах, которых было четыре, в каждом пришлось играть по 20-30 минут.
Вы музыкант-практик. Не мешает ли концертная деятельность педагогической?
Евгений Михайлов: Ни в коем случае. За время своей работы в Казанской консерватории я уже выпустил порядка сотни учеников. И уверен, многие из них остались в профессии.
Но, видимо, кто-то и ушел. Не сожалеете о таких учениках? Нет мысли, что время и силы на них потрачены напрасно?
Евгений Михайлов: Как педагог я не вижу первостепенной задачи в том, чтобы воспитать феноменального пианиста. Для меня важнее помочь в формировании личности. Если ты будешь всесторонне развитым, глубоким, интересным человеком, то всегда сможешь добрать недостающее в сугубо профессиональной сфере. Если же человек не стал «личностью с большой буквы», тогда непонятно, зачем мы тренировали его руки.
Образование, по моему глубокому убеждению, это мостик между внутренним миром музыканта и слушателем. Оно нужно, чтобы донести свое неповторимое восприятие мира. Уверен, когда музыка производит духовно сильное впечатление, это всегда означает, что вы встретили человека с богатым внутренним миром.
Если же говорить о людях, ушедших из профессии после завершения музыкального образования, то при них осталось их разностороннее развитие, умение жить в условиях интеллектуальной свободы, жить богатой духовной жизнью. Поверьте, такие люди будут востребованы в любой профессии.
Кстати, вы сами задумывались о смене если не профессии, то хотя бы амплуа? Другие инструменты, другая музыка. Может, было бы интересно попробовать себя в роли композитора?
Евгений Михайлов: Инструменты мне нравятся многие. Например, дедушка хотел бы видеть меня скрипачом, и я имею небольшой опыт игры на скрипке. Был интерес к ударным инструментам, духовым. Но я точно знаю, чем больше инструментов в руках, тем больше риск уйти в непрофессиональное исполнение. Настоящие мультиинструменталисты — это большая редкость, а фортепиано настолько богатый по возможностям инструмент, что он способен занять все время пианиста. Да и всю жизнь настоящего музыканта.
На вопрос о музыкальных стилях могу ответить просто. Музыку я люблю разную, но она должна быть настоящей, хорошей, глубокой и профессиональной. К сожалению, точнее сказать не могу. Что же касается композиторской деятельности, то проба была. Но всем надо заниматься профессионально, не жалея времени. И давайте будем откровенны — что можно еще сказать после великих классиков? Их творчества мне вполне достаточно для музыкального самовыражения.
Задача любого искусства
«Писатель», персонаж фильма «Сталкер» Тарковского, определил искусство как великую иллюзию, образ абсолютной истины. А что вы думаете о сути творческого взгляда на мир?
Евгений Михайлов: Я помню одно из писем Рахманинова, которое он написал по завершении своего последнего сочинения — «Вариации на тему Корелли». Он пишет о разрушении этического начала в музыке, и шире — в искусстве, и глубоко сожалеет о том, что все высокие идеалы забыты. Время, когда искусство вызывало состояние катарсиса, ушло. И, возможно, это случилось еще в 18-м веке. Но музыка, по мнению великого музыканта, обязана трогать душу и воздействовать на мировоззрение человека.
И я скромно встаю в ряд последователей этой идеи, будучи глубоко убежденным в том, что любое искусство, и особенно музыка как искусство, лишенное конкретной предметности, должно преследовать этическую цель, заставляя думать, сопереживать и даже переосмысливать взгляды на жизнь.
Было бы интересно узнать о ваших взглядах на современную музыкальную культуру. В частности, культуру Татарстана.
Евгений Михайлов: Мы все находимся в поиске новой идентичности, новой идеологии. Есть для этого и основания. Если говорить о Татарстане, то наша консерватория, пожалуй, единственная в России с серьезной традицией исследований в области народной музыки. Вообще, в Татарстане множество ярких и сильных музыкальных идей, связанных с народной музыкой, и я имею в виду не только богатейшую татарскую культуру.
Но к чему приведет музыкальный и культурный поиск, я сказать не могу. Это очень сложный процесс. Единственное, в чем можно быть уверенным — мы живем в интересную эпоху, создающую новые формы и стили. И возможно, появится новое искусство, не похожее ни на что созданное ранее. Но нужно время. И не только для того, чтобы оно появилось, но и для того, чтобы наши потомки смогли эти новые явления оценить по достоинству.
Российская газета — Неделя — Волга-Урал: №230(9175)